Александра Фомичева: «Божьим промыслом дом священномученика стоит»

Александра Викторовна Фомичева живет в Раменском в доме 1907 года постройки. Она внучка священника Троицкой церкви Александра Парусникова, расстрелянного в 1938 году на полигоне Бутово. В 2001 году отца Александра причислили к лику святых, и его потомки решили создать в фамильном доме музей. В течение многих лет старый дом пытаются снести, чтобы освободить землю в центре города, но Александре Викторовне удается противостоять этому. Она создала «Общество памяти новомучеников Сергия и Александра Раменских» и смогла добиться внесения целой улицы со старыми домами в охранную зону. Со временем задачи общества расширились до сохранения исторического облика Раменского в целом.

–Расскажите о местности, где стоит ваш дом

– Землю, на которой стоит наш дом, выделили под жилье духовенству села Раменское еще в XVIIвеке. Здесь селились священники, дьяконы и пономари с семьями. Сначала это был клир храма церкви Бориса и Глеба на погосте. После строительства в XIXвеке бумагопрядильной фабрики братьев Малютиных население Раменского возросло, и Борисоглебский храм перестал вмещать всех молящихся. В 1852 году рядом со старой церковью построили большой Троицкий собор. Увеличилось число священников, и образовалась целая улица, которую прозвали Поповкой. Она и сегодня сохраняет облик, который имела до революции 1917 года.

В двух соседних домах напротив Троицкого собора жили раменские новомученики: наш дедушка Александр Парускников и священник Сергий Белокуров. Деревянному дому священномученика Сергия Белокурова скоро будет двести лет, его возвели в 1819 году. Несмотря на возраст, постройка сохранилась достаточно хорошо. Наш дом моложе – ему 110 лет. В 1907 году на нашем участке сгорел такой же дом начала XIXвека, и тогда построили нынешний. После смерти бабушки – вдовы священномученика Александра Парусникова – дом поделили на четыре части по числу оставшихся к тому моменту детей. Моя мама – младшая дочь священномученика Александра.

Разговоры о том, чтобы снести всю нашу улицу начались еще лет 40 назад. В местной администрации нам говорили, что на месте старых домов хотят сделать площадь. Со всех сторон наши домики обступают стройки, две из которых сейчас заброшены. Божьим промыслом мы пока стоим. Несколько лет назад вся улица вошла в охранную зону Троицкого храма. Это итог нашей долгой работы вместе с Министерством культуры Московской области.

–Когда вы решили, что дом нужно во что бы то ни стало сохранить и сделать в нем музей?

– Все началось в 1989 году, когда верующим Раменского передали Троицкий храм. В этом храме до ареста и расстрела служил дедушка, поэтому моя мама и ее старшая сестра приняли активное участие в восстановлении церкви. Наш дом на какое-то время стал базой для вновь зарегистрированной православной общины, потому что сначала владельцы здания церкви не впускали нас внутрь. В советские годы в храме размещался пищекомбинат. К нам приезжал священник Валентин Дронов. Он оставлял в комнате у тетушки подсвечники, свечи, книги и другие вещи необходимые для служб. Мы вешали на воротах храма икону Троицы и служили молебны прямо на улице.

Отец Валентин Дронов заинтересовался историей нашей семьи и судьбой деда. Мы всегда знали, что дед был арестован и погиб за веру, но мы не знали как и где он умер. Отец Валентин посоветовал маме и тете написать запрос в архивы КГБ, потому что в то время они открывались. Написали письмо и получили ответ, что Парусников Александр Сергеевич необоснованно обвинялся в антисоветской деятельности и был расстрелян 27 июня 1938 года на полигоне Бутово под Москвой. Так мы узнали дату и место его кончины.

В 1998 году тоже по инициативе нашего батюшки подали документы в патриархию на канонизацию. К маме приезжал игумен Дамаскин Орловский, который тогда составлял жития всех новомучеников. Старшая сестра мамы уже к тому времени умерла. Маме было 13 лет, когда дедушку арестовали, но она многое помнила и знала. Комиссия рассмотрела документы, и архиерейский собор принял решение о канонизации. После этого появилась идея сохранить дом. Не зря же он достоял до канонизации дедушки, несмотря на то, что много лет постройку обещали снести.

–Ваше желание сохранить дом священномученика было понятно городским властям?

– Понимания мы не встретили, наоборот, мы только мешали скорее все сравнять с землей. Человек во власти так устроен, что ему понятна выгода. Администрация удивлялась, зачем мы хотим сохранять, как они говорили, «гнилушки». Нам предлагали снести дом, а взамен поставить памятник-стеллу священномученикам. Бесполезно было объяснять, что важнее сохранить подлинный дом новомученика, в котором поддерживаются традиции, где собирается его семья, и куда есть возможность прийти гостям и паломникам.

–Как решили действовать дальше?

– Друзья посоветовали обратиться в Министерство культуры Московской области. Перед этим мы зарегистрировали «Общество памяти новомучеников Сергия и Александра Раменских». Одно дело, когда ты ходишь по инстанциям от своего имени, и тебя считают «городской сумасшедшей», а другое – когда представляешься руководителем общественной организации. На письма отвечают быстрее и выслушивают внимательней.

В Министерстве культуры к нам отнеслись с пониманием. Был создан проект – толстый том материалов с документами, фотографиями, картами, исторической справкой. Этот проект представили экспертам министерства, которые согласились, что территория нашей улицы имеет ценность для истории города и области. Все документы мы передали в правительство Московской области. В 2014 году оно приняло постановление и определило охранную зону Троицкой церкви, в которую вошел и наш дом.

– Вы сказали, что в выяснении судьбы деда вашей семье помогал священник Валентин Дронов. Он и дальше поддерживал вас? Как складывались отношения с местными священниками?

– Отца Валентина Дронова перевели в другое место, и на протяжении 15 лет в Троицком храме был другой настоятель. Мы специально зарегистрировали не религиозное, а светское общество памяти новомучеников, чтобы не зависеть от благочиния. Новый благочинный не только не поддерживал нас, но и пытался изолировать от храма. Священник решил, что у нас идет борьба за собственность. Он разослал циркуляры всем другим батюшкам не общаться с нами, не помогать и не служить в нашем доме молебнов. Много лет мы вели полуподпольное существование в благочинии. Слава Богу, теперь у нас поменялся настоятель Троицкой церкви. Новый батюшка поддерживает нас.

Священники бывают разные. Я много с ними общалась, начиная с детского возраста. Мне повезло в юности встречать настоящих служителей Божьих. Не всем священникам дано быть такими как дедушка Александр Парусников. Не многие смогут написать в записке жене из тюрьмы перед расстрелом: «Обо мне никто не плачьте. Это воля Божья». Для этого надо иметь твердый стержень внутри.

– Как выглядит сейчас мемориальная часть дома?

– Полноценного мемориального помещения еще нет. Мы выкупили часть дома у своих родственников с комнатой отца Александра, где планируем сделать музей. Представление о том, как он будет выглядеть, уже есть. У нас хранится старая фотография с отцом Александром, сделанная в его комнате на Рождество. В доме остались почти все вещи, чтобы восстановить обстановку комнаты как на фотографии. Сохранился шкаф, кое-что из посуды, настенные часы, иконы, лампа, изразцовая печь. Хотелось бы сделать мемориальную комнату похожей на музей Паши Саровской в Дивеево.

В семье бережно относились к памяти отца Александра, поэтому осталось много его вещей, хотя бабушка с детьми жила бедно. Например, не осталось ни одного его облачения, потому что дочерям нечего было надеть. Они перешивали подрясники расстрелянного отца в юбки. Не осталось деревянных вещей, потому что иногда было нечем топить. Бабушка меняла старые вещи на продукты, но не отдала ни одной иконы.

Поскольку к нам стали приезжать паломники, мы сделали витрину с фотографиями, документами и другими памятными вещами отца Александра. Главная реликвия – это подлинные прощальные записки, которые дед написал в тюрьме карандашом на папиросной бумаге. Кто-то из охранников пронес записки из камеры в своем сапоге, а потом отдал бабушке. В витрине лежат фотографии священномученика, копия его паспортной книжки, архивная копия дела. Когда мы первый раз приезжали на Бутовский полигон, там еще не было ни храма, ни поклонного креста. Лежал только памятный камень среди зарослей борщевика. Мама нашла старое дерево, у которого примерно на уровне головы было дупло от пуль. Она отломила щепку от этого дерева, и теперь она находится в витрине как реликвия.

–Кто интересуется судьбой вашего деда и приезжает в ваш дом?

– Интересуются местные и паломники из других городов. Как-то приехали гости из Бауманского университета в Москве. Они изучали историю университета и выяснили, что отец Александр – единственный из числа студентов, выпускников и преподавателей ВУЗа, кто был причислен к лику святых. Дед не сразу определился стать священником. Он заканчивал химический факультет, но с последнего курса его вызвал к себе отец и сказал, чтобы сын оставил обучение и занял его место в церкви. Отец Александр проявил удивительное послушание родителям.

– Отец новомученика Александра Парусникова тоже был священником?

– Да, мой прадед Сергий Парусников тоже служил в Раменском. Он был настоятелем и благочинным Троицкой церкви. На 25-летие служения прихожане подарили ему икону святителя Николая Чудотворца. Эту реликвию мы храним в семье. Жена отца Сергия Парусникова – моя прабабушка – была дочерью священника старого Борисоглебского храма Герасима Воронцова. Получается, что на земле, за которую мы бились все эти годы, живет уже седьмое поколение нашей семьи.

– Попутно борьбе за наследие священномученика Александра у вас появились другие проекты по сохранению исторических зданий Раменского?

– Да, мы поставили задачу сохранить весь исторический центр Раменского. История города тесно связана с бумагопрядильной фабрикой братьев Малютиных. Это необыкновенно красивое и крепкое здание, в котором есть отопление, электричество, вода. Здание фабрики можно переоборудовать под современные нужды, однако старинную фабрику решили снести. Все сносить – это какая-то навязчивая идея у чиновников. Мне посоветовали написать в Министерство культуры, чтобы фабрику включили в реестр памятников. Благодаря этому письму здание включили в список. До этого она не считалась памятником, хотя цеха построили во второй половине XIXвека.

Кроме этого, наше общество затеяло проект под названием «За Христа претерпевшие». Идея заключалась в том, чтобы найти архивные документы, родственников и потомков не только канонизированных новомучеников, но и всех, кто пострадал за Христа в Раменском районе в 1920-1950-е годы. Чудесным образом моментально нашлись деньги для такой книги и команда авторов. За работу взялась Наталья Павловна Ушатова и Вадим Вадимович Никонов. Уже вышло два тома.

Несправедливо забыть людей, которые тоже пострадали за Христа, но не были официально канонизированы церковью. У Бога все равны. Более того, на Бутовском полигоне, где расстреляли отца Александра, лежат не только священники и не только православные. Там есть и мусульмане, и католики, и просто атеисты. Их там меньше, чем священнослужителей, но их всех объединили бутовские рвы.

У проекта «За Христа претерпевшие» неожиданно оказалось второе дно. Наталья и Вадим побудили родственников репрессированных вспомнить о своих корнях и судьбе предков, связанных с церковью. Среди молодежи сейчас есть мода на составление родословной, но люди в возрасте мало об этом задумывались. Это не менее ценный итог работы, чем издать книгу.

– Вы говорили, что в планах создание полноценной музейной комнаты. Есть ли еще какие-то задумки?

– Да, в планах у нас еще два проекта. Мне хочется на основании книги составить карту мест, связанных с жизнью Раменских мучеников и проводить по этим маршрутам паломнические поездки. Например, второй наш священномученик отец Сергий Белокуров начинал служить диаконом в мужском Иосифо-Волоцком монастыре. Мой прадед и отец священномученика Александра Парусникова служил в Дмитрове. Таких связей мы нашли много.

Другая наша задумка – создать патронажную службу или сестричество при Обществе памяти новомучеников. Есть много одиноких стариков, за которыми некому присмотреть дома или ухаживать в больницах. В такой работе есть нужда.

– Вы воспитывались в верующей семье в советские годы. Дедушка был расстрелян за так называемую антисоветскую работу. Не ощущали недоброжелательность со стороны окружающих в то время?

– Нет, это уже были другие времена, а вот моей маме и ее сестрам доставалось. Например, в школе их как «лишенцев» отсаживали от остальных детей и не давали еды. Никому не позволили получить высшее образование, хотя такое желание было, и учились они хорошо. Вдове священника не положено было давать зимой ни дров, ни угля. Мама рассказывала, как они с бабушкой ездили за озеро собирать остатки угля. Из фабрики вывозили шлак, но иногда среди него попадался не до конца прогоревший уголь. Однажды их увидел машинист, который привозил шлак. Он узнал матушку и сжалился. Велел приходить в его дежурство и тайком подкидывал им хорошего угля. При этом ни моя мама, ни тетки никогда не скрывали своего происхождения, не прятались и не таились. Мы ездили на службы в действовавший храм в Игумново.

Мне трудно представить, в каких условиях верующие жили в двадцатые и тридцатые годы. Для меня самое удивительное, что они не озлобились. Ни у мамы, ни у ее сестер не было обид или злобы, что так сложилась судьба их семьи. Когда бабушка попала в больницу, рядом с ней в палате оказалась женщина, которая клеветала при аресте на дедушку – отца Александра. Эта женщина была в тяжелом состоянии и бабушка кормила ее и ухаживала за ней. Это подлинное христианское отношение.