Сергей Харламов: «В гравюре нужно смирение»

Художник-график Сергей Михайлович Харламов работает в техниках ксилогравюры и линогравюры. Многие его работы посвящены истории России и образу преподобного Сергия Радонежского. Еще в 1970-х годах художник создал цикл гравюр «На поле Куликовом», а в конце1980-х серию «Преподобный Сергий Радонежский». Известность художнику принесли иллюстрации к роману Джонатана Свифта «Путешествия Гулливера». Сергей Михайлович родился в Кашире, а предки жили в селе Кременье современного Ступинского района. Красота этих подмосковных мест у берега Оки пробудила в нем тягу к художественному творчеству.

–Вы делаете гравюры на исторические и духовные темы. А с чего вы начинали?

– Ранние гравюры я делал в духе Босха. В советские годы к сюрреалистичным картинам относились с опаской, но мои работы всем нравилось. Ко мне вообще всегда хорошо относились. Позже я отошел от сюрреализма, потому что меня заинтересовали другие темы: исторические и религиозные.

–Когда вы иллюстрировали книги, выбирали любимые произведения?

– Да. Например, я с детства любил Гоголя, поэтому делал гравюры к «Тарасу Бульбе», «Вечерам на хуторе близ Диканьки» и другим. Сейчас ситуация в отношениях с Украиной печальная, а в мою молодость никакой вражды не было. Я спокойно ездил в Полтаву к другу и делал зарисовки домов, чтобы понять устройство украинских хат. Эти зарисовки я использовал для гравюр-иллюстраций к произведениям Гоголя.

Я выпустил три подборки открыток к «Путешествиям Гулливера» Джонатана Свифта. Прообразами персонажей для гравюр по Свифту мне служили соседи по даче. Например, великаном стал сосед Павел Сергеевич. У него на лице много мелких морщин. На другой гравюре изобразил его супругу Анну Константиновну в профиль. У меня всегда имелись реальные прототипы, с которых я срисовывал персонажей. Даже старый пень для одной открытки из серии «Путешествия Гулливера» я рисовал с натуры.

–А Кашира попала на гравюры? Я читал, что вы родом из села Кременье под Каширой.

– Да, в моей ранней работе «Похищение Европы» на заднем плане виден городской пейзаж, который повторяет очертания старой Каширы. Я вырос в Новокаширске – бывшем Кагановиче, а в селе Кременье родилась моя мама. Отец бабушки, то есть мой прадедушка, был старостой церкви Рождества Богородицы в этом селе. Кременье – это изумительное по красоте место, оно располагало к тому, чтобы начать писать пейзажи. У меня остались этюды деревянного храма Рождества Богородицы тех времен. Храм стоял на берегу Оки, а внизу была пристань, куда подходили катера. Помню, мы залезали внутрь храма с другом художником и нас поражали росписи внутри. Церковь и сейчас стоит на этом месте.

В Кременье я познакомился с Федором Павловичем Усыпенко – мастером батальной живописи. Он жил в селе летом на даче. Федор Павлович подарил мне открытки со своими картинами, которые храню до сих пор. На одной из них на обороте стоит его подпись: «Сереже Харламову на добрую память от автора. Усыпенко Федор. Москва 1958 год». У него был сын Юра, с которым мы залезали в церковь, и дочь Людмила. Федор Павлович работал в Студии военных художников имени М.Б. Грекова.

Старую Каширу я тоже любил рисовать, потому что это был красивый город. Я делал много зарисовок церквей, улиц, старых домов. Помню церковь Флора и Лавра, которая и в советское время не закрывалась. Кстати, в Кашире в местной галерее хранятся некоторые мои гравюры.

В Новокаширске я занимался рисованием в студии у преподавателя Якова Соломоновича Губницкого. Он был учеником Бакшеева. Я часто вспоминаю Якова Соломоновича, который объяснял нам азы живописи. Он рассказывал, конечно, и о своем учителе Василии Николаевиче Бакшееве, поэтому я с детства слышал это имя. Живописные места детства и знакомство с художниками повлияли на мой выбор. Я поступил в Строгановку в Москве.

–А как перешли к гравюрам?

– Уже во время учебы познакомился с известным графиком Михаилом Верхоланцевым. Его можно назвать классиком гравюры. Стал учиться у него работе на линолеуме и на дереве. Мы и сейчас с ним общаемся. Я продолжал рисовать пейзажи, занимался живописью, но постепенно гравюра вытеснила все остальное.

После окончания Строгановки я работал у архитектора Дмитрия Николаевича Чечулина. Он взял меня на строительство гостинцы «Пекин» в Москве. Сначала я делал там «монументалки», а потом стал резать гравюры. Однако я быстро отказался работать, потому что вырезать гравюры огромного размера для интерьеров было слишком сложно. Чечулин не хотел меня отпускать, но я ушел. Стал работать главном художником в журнале «Слово».

–Вы много лет делаете гравюры, посвященные преподобному Сергию Радонежскому. Когда появился интерес к этому святому?

– Это мой небесный покровитель, ведь меня зовут Сергей. В 1980 году отмечалось шестисотлетие Куликовской битве, и я занялся серией гравюр, посвященных сражению. Естественно, я глубже заинтересовался личностью князя Дмитрия Донского и других лиц эпохи, в том числе преподобного Сергия. Историю я любил с детства, поэтому у меня есть гравюры, посвященные и другим историческим событиям и лицам. Есть серия сцен Отечественной войны 1812 года, портреты полководцев Кутузова, Скобелева, Суворова. Гравюр с Сергием Радонежским у меня много. Одна из них называется «Всему миру свет», где изображены все храмы и обители, которые Сергей благословил построить. Я даже написал икону святого для храма Рождества Богородицы в Старом Симонове в Москве.

Важная для меня работа на историческую тему называется «Россия век двадцатый». На ней я изобразил ключевые фигуры нашей истории за сто лет. Центральная фигура – это Спаситель, несущий крест. Среди лиц заметен государь Николай II, которого я люблю и ценю. У последнего царя была настоящая семья от слова «семь»: он с супругой, четыре дочки и сын. Присутствуют патриархи Тихон, Сергий Старгородский, Алексий II и священник Иоанн Кронштадтский. Я вырезал на картине маршала Жукова, летчика Александра Ивановича Покрышкина, а также писателей Владимира Алексеевича Солоухина, Василия Макаровича Шукшина, Василия Ивановича Белова и других. В правой части картины есть мои знакомые, которые защищали Белый дом в 1993 году. Среди них был и друг из Полтавы, о котором я говорил. Я изменил звезду на Спасской башне на двуглавого орла. Двадцатый век для России начинается и заканчивается революцией и переворотом.

–Сейчас на вашем рабочем месте лежит портрет патриарха Алексия II. Почему вырезаете его?

– Я любил Алексия, он был изумительный человек. Познакомились мы, кажется, в храме Большого Вознесения в Москве. Тогда Алексий был еще не патриархом, а митрополитом. Храм Большого Вознесения в Москве стоял раньше без колокольни. Я вошел в группу людей, которая подняла вопрос восстановления колокольни. Писали письма в разные места, и, в конце концов, добились постройки. Книгу моих гравюр подарили Алексию. Мне рассказывали, что он даже вырезал из книги понравившиеся ему гравюры. Еще я был знаком с покойным митрополитом Питиримом, который возглавлял издательский отдел патриархии. Он написал введение к моей книге, а я потом изобразил его на гравюре.

В советские годы я участвовал в защите от сноса храма Архангела Михаила на Плющихе в Москве. Строительная техника уже принялась разрушать церковь, и я срочно позвонил художнику Илье Сергеевичу Глазунову. Он откликнулся и позвал с собой других деятелей культуры Москвы. Строители уже снесли половину церкви, но мы отстояли оставшуюся часть.

–Какие места вас вдохновляют помимо Каширы?

– Летом мы живем под Петушками в Костино. Это рядом с бывшим имением Сабашниковых. Я любил рисовать эти места: усадебный дом, больницу, храм. Мы купили дачу в Костино, потому что мамин дом в Кременье забрали родственники, и я стал редко появляться там. Сабашников был знаменитым издателем, построил в Костино больницу и школу. Особняк книгоиздателя сохранился частично. Рядом есть село Елисейково, где любил работать Исаак Левитан. Там он написал знаменитую «Владимирку» и многие красивые пейзажи.

Был интересный случай. Я дружил с писателем Леонидом Максимовичем Леоновым, и, помню, как он познакомил меня со своей супругой. Она представилась Татьяной Михайловной Сабашниковой. Сначала подумал, что это совпадение, но поинтересовался, не из Костино ли она родом. Оказалось, что она дочка того самого издателя Сабашникова, рядом с бывшим имением которого я купил дачу. Более того, половину дома мы с женой купили у ее бывшей воспитательницы.

Еще одно дивное место – Киржач. Там стоит Благовещенский монастырь, который основал преподобный Сергий Радонежский, а потом оставил игуменом ученика Романа. Я изобразил монастырь на гравюрах, и одной монахине в Киржаче так понравилась работа, что я решил подарить ей десять оттисков. Она хотела дать мне денег за гравюры, но я не брал. Тогда она прислала ко мне девушку с какой-то суммой и все равно заплатила. Под Покровом есть еще Введенский монастырь на острове в центре озера. Это живописное место я тоже вырезал на гравюре.

Из подмосковных мест мне, кроме Каширы близок Зарайск и его окрестности. Я хорошо знал Зарайск с его кремлем на реке Осетр и любил туда ездить порисовать. Эта земля связана с жизнью Федора Михайловича Достоевского.

–В наше время кто-нибудь занимается гравюрами или это искусство осталось в прошлом?

– Сейчас гравюра как искусство вымирает, почти никто ей не занимается. Я недавно говорил об этом с художником Николаем Воронковым, и он согласен с моим мнением. Однако я все равно продолжаю работать, несмотря ни на что. Упадок гравюры связан с появлением компьютерных технологий, отсутствием подходящего линолеума. В линогравюре нужен не тот линолеум, который кладут на пол, а особый для резьбы.

В мое время искусство гравюры процветало. Существовали эстампные мастерские. Я делал гравюры, тиражировал, и все распродавалось. За картины получали серьезные деньги. Мы делали много копий с одной картины, например, до ста оттисков. Компьютерная печать, несмотря на развитие, не способна заменить гравюру. Здесь каждый штрих выполнен руками художника. Одну работу вырезаешь месяцами, а иногда и год, поэтому разница между обычной печатью и гравюрой огромная. Чтобы вырезать гравюры нужно большое терпение, или, лучше сказать, смирение.